ВОПРОС ЦЕНЫ

 

 

 

Они пришли с опозданием, свечи на столе успели оплыть. Я смотрел на них в щелку - два силуэта, замершие на границе освещенного круга перед дверью. Один повыше и пошире в плечах - мужчина, другой несомненно женский, с большим животом. И, конечно, срок как всегда пропущен... Опаздывающие - опаздывают во всем.

- Можете не звонить, - сказал я не очень вежливо, открывая перед ними дверь, - Заходите. И не шумите пожалуйста.

Они были напуганы, я видел бисеринки страха на их лбах, но держались достаточно спокойно. Мужчина шагнул внутрь первым, подал руку женщине. Оба были одеты модно и по погоде, у него - золотые часы на запястье, у нее - две нитки жемчуга на загорелой шее. Он - седеющие волосы, тяжелый запах старого одеколона, дрожащие льдинки глаз, она - безвольно сидящая голова, пряди хрупких от частого перекрашивания волос, острый нос. Недурна, но срок, конечно, пропущен. На две недели, мне достаточно было посмотреть на нее вблизи чтобы сказать точно.

Наверно, они должны были смотреться странно на моем пороге - пара хорошо одетых людей, среди ночи, в окружении разбросанного ржавого хлама и зарослей бурьяна. Я основательно запустил хозяйство в последний месяц, никак не доходили руки. Тропа, по которой они пришли, уходила в моросящую мелким дождем ночь, туда, где виднелся смытый контур их машины. Все верно, никакого такси, да и редкий водитель согласился бы везти эту парочку за город в такую глушь, да еще когда на дворе стоит погода вроде этой. Может быть, они действительно смотрелись странно - тут. Не знаю. На пороге этого дома часто ступали люди и постраннее. Хотя, конечно, другой вопрос - что можно назвать странным...

- Господин...? - мужчина назвал мое имя почтительно и осторожно, как латинское название какой-нибудь малоизученной африканской змеи. Малоизученной и ядовитой, - Извините, мы немного задержались. Не могли найти ваш дом.

- Вы задержались на две недели, - сказал я, закрывая за ними дверь, - Вам должно быть известно, что после восьми месяцев я обычно не вмешиваюсь. Это может быть опасно для плода. И для... вашей жены, я полагаю.

Женщина была невысока, но все равно поднималась надо мной головы на две. Мужчина в передней помог ей снять плащ, под ним обнаружился огромный живот, такой круглый и выпирающий, что казался спрятанным под кофтой футбольным мячом.

- Опасно? - она сжала руку своего спутника, глаза влажно заблестели. Глупый инстинктивный ужас вот-вот готовой разродиться бременем самки, сколько раз приходилось такое видеть...

- Доктор... - нерешительно начал мужчина. Он сам был какой-то рыхлый, бледный, даже льдинки в глазах больше походили на кусочки мартовской слякоти, чем на пластинки настоящего льда. Мой взгляд производил на него неприятное впечатление, - Мы понимаем, что...

- Во-первых, я не доктор. Во-вторых, я работаю с фактами, а не словами. Срок пропущен - это факт, который важен в моей работе. Причины, объяснения, просьбы, обещания - это слова. С ними я не работаю. Ладно, держите себя в руках. Плод крепкий и сильный, я постараюсь сделать, что смогу.

В глазах у обоих появилось облегчение - как будто противотуманные фары зажглись. Но они все еще боялись. Это было нормально.

- Вы думаете? - спросил мужчина.

- Я вижу его лучше, чем вы - прыщ на собственном носу, - проворчал я, - Проходите. Я не занимаюсь такими вещами в передней.

Он автоматически коснулся пальцем носа. На пальце обнаружилось толстое платиновое кольцо. Потом протянул руку.

- Я забыл представиться...

- Вы, может, и забыли, а я и не собирался, - рука опустилась, - Кроме того, я думаю, что это трата времени. Вы знаете, кто и я и что делаю, я же ничего про вас не знаю, но и не стремлюсь. Сомневаюсь, что вы приехали ко мне в такой час чтобы обсудить погоду или пропустить по рюмочке портвейна. Идите за мной.

Они немного замешкались - может, ожидали, что я предложу им тапки или скажу еще что-то. Но я всегда старался избегать ненужных действий и лишних слов. Жизнь недостаточно большая штука чтобы позволять себе такую роскошь.

Я повел их по темному коридору, если бы не стылая, полная какой-то болезненной желтизны, луна за окном, они имели бы риск разбить себе носы. Шли оба медленно, придерживая друг друга, точно заходили в темную пещеру, где живет тигр-людоед. Впрочем, судя по их лицам, возможностью выбора они бы не пренебрегли. У женщины я вызывал мертвенный ужас, стоило мне взглянуть в ее сторону, как у нее начинали подгибаться ноги. Мужчина тоже боялся, но страхом более глубоким, внутренним. И еще я пробуждал в нем любопытство. Что ж, это уже неважно.

Мы шли не очень долго, мой дом был невелик. Я привел их в комнату, где обычно занимался подобными делами - голые стены, обтянутые серыми обоями, невысокий узкий диванчик, оббитый кожей да подсвечник со свечами. Свечи я зажег по очереди, в комнате сразу стало светлее, свет был уютный и успокаивающий. На моих визитеров этот свет тоже произвел впечатление - они стали вертеть головами по сторонам.

- Нет, здесь нет идолов, - сказал я, скрывая, как стилет в ножнах, презрение в голосе, - И нет пентаграмм на полу. И я еще не до конца определился со своим отношением к религии чтобы ставить алтарь во славу какого-нибудь из богов.

Но если вам будет легче, могу спеть что-нибудь на латыни.

- Это... это здесь происходит? - спросила она, с опаской косясь на кожаный диван, - Я имею в виду...

- Да.

- И обязательно ночью и вдали от города?

- Нет, просто так мне легче сосредоточиться. Итак... Вы уже готовы? Учтите, мне нужны четкие и краткие ответы. Надеюсь, вы пришли уже подготовленными. А вы можете лечь вот сюда.

- Уже? - слабо пискнула она.

- Уже. Вещи можете не снимать. К тому же здесь не жарко. Паршивая осень в этом году, совсем паршивая...

Опираясь на плечо спутника, женщина медленно села на диване, потом с решительностью, порожденной отчаяньем, легла, обратив к потолку бледное лицо.

- Больно не будет? - спросила она тихо.

- Нет. Вы просто уснете. А когда проснетесь - встанете и поедете домой. Роды пройдут как по маслу.

- Хорошо, - она нерешительно улыбнулась, - Мне немного не по себе, если честно.

- Она с детства боялась магии и всякого волшебства, - неуклюже хохотнул супруг, - Предрассудки, понимаю, но... Знаете, вся эта... магия... я имею в виду...

Многоточий в его речи было больше, чем песчинок в горсти песка. Я оборвал их потоки резким жестом.

- Если вам хочется считать это магией, считайте. Ваше отношение к этому - это ваше дело и ничье больше. Ходят слухи, что я использую нано-технологию. Есть и те, кто называет меня шарлатаном и мошенником. Мне все равно. Единственное, о чем я бы вас попросил - подходить к этому максимально серьезно.

- Доктор, мы более чем серьезны.

- В таком случае будьте еще серьезней! - каркнул я, - Сейчас вы будете выбирать будущее для вашего сына, который еще не видел света. Это его жизнь. Здесь нельзя делать ошибок потому что ему - уже ему, а не вам! - придется платить за них. И цена может быть очень большой. Очень.

- Вы хотите нас отговорить?

- Нет, черт вас возьми. Просто не пытайтесь собрать звезд с неба, соблюдайте меру. И помните, что у всего есть своя цена.

Она начала подрагивать, он наклонился над ней и поцеловал, что-то шепнув на ухо. Она не успокоилась, но дрожь почти исчезла. Наверно, они все-таки любили друг друга. Я подошел ближе к дивану, при соприкосновении с ним в правом кармане моих штаном что-то глухо и металлически зазвенело. Он смолчал, но вопросительные нотки поселились в его глазах.

- Амулет, - пояснил я неохотно, - Это успокаивает во время работы. Приготовьтесь, я начинаю. У вас не будет шанса изменить что-то или отказаться. Помните.

Я поднял руки, провел ими над животом лежащей женщины. От страха она едва не упала в обморок. Мне приходилось видеть реакцию и посильнее.

- Вы... уже?.. - у него на лице был такой испуг, будто я водил руками не над женщиной, а над атомной бомбой с активированным таймером.

- Уже! - огрызнулся я. Чертов идиот. Как и другие. Как все они. Собираются платить цену за то, о чем не имеют ни малейшего представления. Но потом уже поздно. Зато никто из них не выказывает неудовольствия, когда все кончено.

- Здоровье, - быстро сказал он, - Мы хотим чтоб он был здоров.

- Как здоров?

- Как возможно.

- Это не тост, чтоб вас! Как именно здоров? Сколько лет?

Лежащая женщина резко вздохнула. Глаза у нее оказались больше и чернее, чем на первый взгляд.

- Лет восемьдесят, - сказала она.

Я промолчал несколько секунд. Мои руки замерли над ней неподвижно, только пальцы едва заметно подрагивали.

- Восемьдесят, хорошо. Я внесу изменения в его печень, без этого он не дотянет и до семидесяти. Вопрос цены... Он дважды будет ломать ногу, один раз заболеет сифилисом, трижды будет на грани самоубийства. Это цена. Кроме того, он за свою жизнь дважды будет попадать в серьезную автокатастрофу.

Будущий отец напрягся, ноздри раздулись, кожа на скулах вдруг стала более рыхлой и красноватой.

- Вы уверены, что без этого невозможно?

- Я вас предупреждал, - сказал я ледяным голосом, - У всего есть цена. Нельзя требовать что-то у судьбы и при этом ничего ей не отдавать. Это как закон сохранения вещества. Требуется равновесие.

Они переглянулись, я видел, сколько муки было у них в глазах. И кивнули.

Конечно. Расплачиваться предстояло не им и не сейчас. Легко быть смелым, когда речь идет не о тебе. А они любят своего ребенка - прикинул я - и действительно хотят чтоб он был счастлив. И они решили преподнести ему это счастье сами, как какой-нибудь вязанный свитер на день рождения. И еще - они все-таки надеются обмануть судьбу. Вытребуют сколько смогут и до последнего будут надеяться, что судьба забудет про их уговор, что этот сморщенный маленький карлик в своем черном доме ошибся...

Я не ошибался.

- Хорошо. Мы согласны.

Я сделал несколько стремительных движений над телом лежащей женщины. Бисеринки пота на ее лбу увеличились. Наверно, ей сейчас по-настоящему жутко. Ведь если подумать, это гораздо страшнее, чем любая операция. Врачи режут и кроят плоть. Я - судьбу еще не родившегося человека. Есть от чего испугаться.

- Дальше?

- Мы хотим чтоб у него была хорошая жена, - с трудом сказала она, - Чтоб он нашел ту, которая будет ему подмогой и опорой всю жизнь.

- Вы ведь знаете, - доверительно забормотал муж, - Сейчас такое время... Никогда нельзя поручиться, что вашего сына не окрутит какая-нибудь проходимка или наркоманка.

Я не обратил на него внимания.

- Я могу это сделать. Он встретит эту женщину в семнадцать лет, их брак будет продолжаться до самой смерти и не будет ни одной минуты, когда они пожалели бы о нем. Она будет красивой, верной и преданной, ему будут завидовать. Она создаст для него рай в доме.

- Да? - напряженно спросил он, - Что за это? Чего вы хотите?

- Не я, это судьба, - я позволил себе тонкую улыбку, - Его жена в юности будет алкоголичкой, чтобы вытащить ее ему придется потратить бОльшую часть ваших денег, некоторое время он будет пить сам, глядя на нее. У нее будет выкидыш и инфаркт, из-за нее у него появятся первые седые волосы. Он будет ревновать ее ко всем знакомым, это будет стоить ему трех лучших друзей. По-моему, небольшая цена?..

- Да... - обессилено сказал он.

Они снова переглянулись.

- Пусть так, - сказала она и вдруг заплакала. Слезы текли горячими бурными ручейками по ее раскрасневшемуся лицу, она старалась их сдержать, но картина от этого становилось только более неприглядной.

- Да будет так! - сказал я торжественно, совершая очередные пассы над ней, - Дальше! Загадывайте, но помните про цену... всегда помните про цену!

За окном грохнуло, по стеклам со звоном забарабанили капли. Он вздрогнул, покосился опасливо на окно, потом на меня. "Хочет закончить" - понял я. Но боится. Второго шанса не будет... Приятно иногда смотреть на человеческие лица, в них можно прочесть порой больше, чем в самой полной библиотеке, увидеть больше, чем в самой большой картинной галерее... Страх, надежда, злость, неуверенность... Все это живет на одном лице, смешивается, растворяется друг в друге, перетекает. Иногда я ловил себя на мысли, что это единственное, что мне нравится в моей работе. Если, конечно, забыть про...

- Благородство, - совсем тихо сказал он, - И честь. Я хочу чтобы он был достойным человеком, с понятием о чести и всем прочем. Чтобы он был известен как порядочнейший человек и семьянин.

- Идет, - легко согласился я, - Думаю, и цена не покажется вам чрезмерной. У него будет страсть к мазохизму, и еще - ко лжи. Он будет лгать своим друзьям, жене, вам. Он будет образцом благородства и рыцарской чести, но не сможет прожить и дня без того чтобы не солгать. Он будет бояться правды и избегать ее. Устраивает вас такое условие?

Я дал им три минуты и все это время они молча думали, она лежа, он - стоя над ней. Лица их потемнели. Они думали, что так легко кроить чужую судьбу, пусть и чужими руками. Сейчас они стали понимать.

- Да, - наконец сказал он, пошептавшись с женой, - Нас это устраивает.

- Ну и отлично, - отозвался я со скрипучим смешком, - Еще что-то? Убрать боязнь высоты? Тягу к сигаретам? Родимые пятна?.. Или привить любовь к точным наукам? Может быть, дать ему красивые голубые глаза?

Они смотрели на меня с ужасом. Бледность и пот были не причем - ужас сквозил в каждой мельчайшей черте, в каждой поре. Из ужаса были вылеплены их лица.

- Нет, - сказал он дрогнувшим голосом, - Не надо. Хватит. Нам этого хватит.

- Да... - подтвердила она, с трудом кивая.

- Это ваше слово, - я развел руками, - Тогда будем заканчивать. Сейчас вы почувствуете сильную сонливость и еще может немного кружится голова. Это не опасно, все в порядке. Потом вы заснете и спокойно проснетесь через некоторое время. К тому моменту все будет решено.

- А как мы узнаем... Я имею в виду, если...

У меня в глазах опять зарябило из-за его многоточий.

- Возврат денег не предусмотрен. Но на мою гарантию можете рассчитывать. Скажем так - я берегу репутацию фирмы.

Я снова улыбнулся, хоть и знал, что моя улыбка обычно производит на людей довольно неприятное впечатление. Наверно, им кажется, что этот чертов проклятый дьявольский гном скалится, обнажая уродливые зубы...

Я работал минут десять - глаза женщины сперва следили за полетом моих рук, потом отяжелели, замедлились. Веки стали дрожать и, хотя она отчаянно пыталась не уснуть, вскоре закрылись. Дыхание у нее осталось тихое и ровное, некоторое время я вслушивался в него. По стеклу все также бил дождь. Мы были двое живых людей в темной комнате - я и он. Я стоял над женщиной, все еще держа над ней порядком уставшие руки, он прижался спиной к стене и щупал сквозь ткань пиджака сигаретную пачку в кармане.

Только что он перевернул всю жизнь человека, которого не знал и не видел в глаза. Это было не убийство, это было хуже. Он уничтожил чужую судьбу. Хоть и моими руками. Навсегда вырезал из трепещущей кровоточащей плоти судьбы то, что ему захотелось. Через некоторое время он почувствует эйфорию. Он будет доволен. Он будет чувствовать себя почти что Богом и в минуты отдыха, сидя с сигарой в зубах, станет думать о том, что, мол, он сделал все что мог для собственного сына, дал ему самое лучшее, а свобода и выбор - это все, в сущности, глупости и демагогия. Да, я посмотрел на него внимательно, пользуясь тем, что в полумраке он не видит моего лица и понял - да, именно так все и будет. Самодовольство крошечного божка, гордость, спесь. К счастью, за все приходится платить.

 

 

- Почему вы улыбаетесь? - спросил он.

- Не обращайте внимания. Ваша жена проснется через два или три часа. Помогите ей добраться до дома и не беспокойте несколько дней. Это не опасно, но все же пусть не нервничает.

- Понимаю, - кивнул он.

В его взгляде уже не было ужаса. Было облегчение и еще - любопытство. С таким выражением человек может смотреть на сплющенную пулю, выпущенную в него, но вонзившуюся в сантиметре от тела. Опасность прошла и смотреть на нее уже не страшно. Сколько таких лиц я видел за свою жизнь...

- Лучше чтоб она проснулась здесь же. Вы пока можете перегнать машину поближе к дому. Во время дождя там сильная слякоть, а я не в том возрасте, когда приятно вытаскивать из болота забуксовавший автомобиль.

- Да, погодка-то паршивая, - согласился он, - Я быстро.

- Я выйду с вами, покажу, где проще поставить. А потом можно будет выпить по рюмочке портвейна.

- Не откажусь, - он улыбнулся глянцевой красивой улыбкой, какой улыбался, наверно, коллегам по работе. И еще той, гостиничной проститутке, которая... Его мысли были мне отвратительны. Я жестом пригласил его проходить вперед и мы пошли по темному коридору. Я видел мелькавшую высоко надо мной серую полоску воротника да аккуратно подстриженные седые волосы. Дождь глухо бил в крышу. Луна за окном серела и собиралась окончательно скрыться за облаками.

Почти у самого порога он набрался смелости.

- Простите... Наверно, я лезу не в свое дело, но мне всегда хотелось узнать, как... То есть, как это все происходит?

- Как?.. - я открыл перед ним входную дверь, пол передней тут же оказался усеян мелкими брызгами. Холодный ветер с готовностью рванул его галстук, - Я не смогу вам объяснить и не уверен в том, хочу ли. Это и неважно.

Мы вышли из-под навеса и пошли в сторону его машины. Было очень темно и мокро, мы оба то и дело оступались. Я даже чуть не упал, ему пришлось аккуратно схватить меня за плечо и придержать.

- Моя жена боится всего этого, ну, знаете, всякая там магия, наговоры... Ей тяжело это понять. А мне всегда было интересно.

- Я работаю уже полвека и мне тоже часто бывает интересно, - сказал я, но не очень громко. В тот момент меня волновало только то, чтоб лежащий в правом кармане моих штанов предмет не выпал.

- Но у вас это с рождения? - продолжал допытываться он.

- Да.

- Должно быть, это замечательный дар. Даже трудно представить, сколько всего можно сделать с ним.

- Угу, - подтвердил я, становясь так, чтоб идти за ним след-в-след, - Мои родители были из тех людей, которые тоже не против поиграться с чужой судьбой. У каждого свои игры.

Он едва не остановился.

- Как? Вы имеете в виду, что ваш дар был выбран за вас еще до вашего рождения? То есть также, как было только что?

- Именно так, - мы уже почти подошли к машине, я хорошо видел ее застывшую в слякоти грязно-белую тушу, - Никто не ограничен в своих желаниях, судьбу никто еще не упрекал в жадности. Вы можете получить то, что заказали. Просто ткнуть пальцем. И ваш ребенок - тот кусочек вас самих, который даже не появился на свет, сам того не замечая всю жизнь будет двигаться по проложенным чужими руками рельсам. Будет жить до восьмидесяти, вытаскивать жену-алкоголичку, ломать ноги на ровном месте... Он никогда не подумает о том, что его судьбу препарировали задолго до того, когда он смог бы выразить свое мнение. Или, например, он мог бы не жить до восьмидесяти, но иметь дар видеть и менять судьбы других людей... Никто не может сказать, в каком случае он был бы счастливее.

Он не повернулся, хотя я видел, что ему очень хотелось это сделать. Он просто шел впереди меня, хлюпая в грязи дорогими итальянскими туфлями, волосы у него намокли и мокрый же пиджак облеплял крепкую фигуру. Он смотрел куда-то в небо и я, хоть и не видел его лица, представлял, как на нем блестят в лунном свете крупные капли.

- Но ведь... Я имею в виду, вы сами говорили, что любой дар должен соответственно оплачиваться. Вы говорили, что цена может быть очень большой...

- Очень, - подтвердил я, - Поэтому я и говорил вам о том, что лучше подумать заранее. Не все готовы платить нужную цену.

- Но в таком случае... - он смутился, - Какую же цену запросили с вас? Извините, Бога ради, за такой вопрос, - он смущенно засмеялся, - Конечно, это любопытство, но я надеюсь, вам не будет...

- Мне не будет. Да, мне тоже пришлось заплатить немалую цену. В общем-то не могу сказать чтоб она приносила мне слишком много неудобств, но у некоторых людей, которых я знал, были из-за нее неприятности.

- То есть даже не у вас?

Он повернул голову боком чтоб лучше слышать. Лицо у него и в самом деле было залито дождем, веки и ресницы намокли.

- Нет, не у меня. Я-то к ней привык.

 

 

 

Мы подошли к машине, он достал из кармана ключи, с неприятным звуком вставил их и открыл замок. Я оглянулся и прикинул, что мы отошли порядочно от дома. Поэтому я достал то, что было в моем правом кармане. Неприятно держать металл под дождем, он кажется еще более тяжелым и холодным, чем обычно.

- Что же это за штука? - спросил он, смахивая с волос воду.

Потом он повернулся.

И глаза у него стали маленькие и серые, даже меньше чем дуло моего револьвера, которое смотрело ему прямо в лицо. Видимо, губы у него мгновенно окаменели потому что голос сразу стал нечетким, лающим.

- В-вы... Что вы... Зачем... Черт возьми!

- Это очень веселая штука, - сказал я почти ласково, тщательно наводя оружие, - Мания убийства.

За секунду до смерти лицо у него стало цвета раскисшей земли под ногами. Потом он дважды с хрипом выдохнул, обхватил себя поперек груди и, уткнувшись лицом в заляпанное ветровое стекло, сполз грязным бесформенным свертком. Я спрятал револьвер и некоторое время стоял неподвижно, глядя на него сверху вниз. Сейчас он уже не был готов управлять своей судьбой, сейчас он был бесполезным осколком, который вырезали и бросили. Не он управился с судьбой, а судьба с ним. Насколько я помнил античные мифы, все боги плохо заканчивали...

- А цена может быть очень большой. Очень, - сказал я ему, хоть и знал совершенно точно, что он меня не услышит. Потом закатал рукава пиджака. Предстояло много работы - погрузить тело в машину и вывезти ее в старый карьер, что в десяти километрах отсюда. Для нее там должно хватить места, хотя если я приму еще двоих или троих клиентов в этом месяце, придется думать о расширении.

 

Через пять минут я завел двигатель и поехал сквозь ночь, полосуя ее двумя копьями света, вырывающимися из фар. Я ехал быстро, почти не следя за дорогой - в такую погоду хочется побыстрее покончить с делами и вернутся домой, где можно обсохнуть, выпить несколько рюмок портвейна. И закончить начатое дело.

Дождь припустил с новой силой, вероятно, до самого рассвета.

 

Одесса

/12 июня 2006/